| Sri Aurobindo |
Шри Ауробиндо |
| |
|
| SAVITRI |
САВИТРИ |
| A Legend and a Symbol |
Символ и легенда |
| |
|
| PART TWO |
ЧАСТЬ ВТОРАЯ |
| |
|
| BOOK FIVE |
КНИГА ПЯТАЯ |
| The Book of Love |
Книга Любви |
|
|
| Canto One |
Песнь первая |
| The Destined Meeting-Place |
Предначертанное место встречи |
|
|
| But now the destined spot and hour were close; |
Но предначертанное место и час пока были
скрыты; |
| Unknowing she had neared her nameless goal. |
Неведающая, к своей безымянной цели она
приближалась. |
| For though a dress of blind and devious chance |
Ибо, хотя платье слепого и извилистого случая |
| Is laid upon the work of all-wise Fate, |
Надето на работу всемудрой Судьбы, |
| Our acts interpret an omniscient Force |
Наши действия интерпретируют Силу всезнающую, |
| That dwells in the compelling stuff of things, |
Что живет в принуждающем вещей веществе, |
| And nothing happens in the cosmic play |
И просто так в космической игре ничего не
случается, |
| But at its time and in its foreseen place. |
А лишь в свое время и на своем предвиденном
месте. |
| To a space she came of soft and delicate air |
Она пришла в просторы деликатного и мягкого
воздуха, |
| That seemed a sanctuary of youth and joy, |
Который юности и радости казался убежищем, |
| A highland world of free and green delight |
Высокогорье свободы и восторга зеленого, |
| Where spring and summer lay together and strove |
Где весна и лето вместе лежали и боролись |
| In indolent and amicable debate, |
В ленивом и дружеском споре, |
| Inarmed, disputing with laughter who should rule. |
Обнявшись, обсуждали со смехом, кто должен
править. |
| There expectation beat wide sudden wings |
Предвкушение ударило широкими внезапными
крыльями, |
| As if a soul had looked out from earth's face, |
Словно душа выглянула из-за земного лица, |
| And all that was in her felt a coming change |
И все, что в ней было, подступающую перемену
почувствовало, |
| And forgetting obvious joys and common dreams, |
И, забывая очевидные радости и обычные грезы, |
| Obedient to Time's call, to the spirit's fate, |
Послушная зову Времени и судьбе духа, |
| Was lifted to a beauty calm and pure |
В красоту, прекрасную и чистую, поднялась, |
| That lived under the eyes of Eternity. |
Что живет перед глазами Вечного. |
| A crowd of mountainous heads assailed the sky |
Толпа горных голов наполнила небо, |
| Pushing towards rival shoulders nearer heaven, |
Соперничающие плечи к небесам ближе
протискивались, |
| The armoured leaders of an iron line; |
Покрытые бронею лидеры железного строя; |
| Earth prostrate lay beneath their feet of stone. |
Земля распростерто лежала под их ногами
камней. |
| Below them crouched a dream of emerald woods |
Ниже гнулась греза лесов изумрудных |
| And gleaming borders solitary as sleep: |
И мерцающие границы одиночества, подобного
сну: |
| Pale waters ran like glimmering threads of pearl. |
Бледные воды бежали, словно жемчуга нити
мерцающие. |
| A sigh was straying among happy leaves; |
Вздох блуждал среди листьев счастливых; |
| Cool-perfumed with slow pleasure-burdened feet |
Спотыкающиеся, пахнущие холодом бризы |
| Faint stumbling breezes faltered among flowers. |
Путались сладостно обремененными ногами в
цветах. |
| The white crane stood, a vivid motionless streak, |
Белый журавль, неподвижная живая полоска, |
| Peacock and parrot jewelled soil and tree, |
Попугай и павлин украшали деревья и землю, |
| The dove's soft moan enriched the enamoured air |
Мягкий стон голубиный делал богатым воздух
влюбленный, |
| And fire-winged wild-drakes swam in silvery pools. |
И огненнокрылые дикие селезни плыли по
серебряным омутам. |
| Earth couched alone with her great lover Heaven, |
Земля возлежала наедине с ее великим
возлюбленным, Небом, |
| Uncovered to her consort's azure eye. |
Открытая перед лазурным глазом супруга. |
| In a luxurious ecstasy of joy |
В своем экстазе радости пышном |
| She squandered the love-music of her notes, |
Она расточала своих нот любовную музыку, |
| Wasting the passionate pattern of her blooms |
Растрачивая образцы своего цветения пылкие, |
| And festival riot of her scents and hues. |
И фестивальный разгул своих красок и запахов. |
| A cry and leap and hurry was around, |
Крик, прыжки, суета были вокруг, |
| The stealthy footfalls of her chasing things, |
Скрытная поступь ее созданий охотящихся, |
| The shaggy emerald of her centaur mane, |
Косматый изумруд ее гривы кентавра, |
| The gold and sapphire of her warmth and blaze. |
Золото и сапфир ее тепла и огня. |
| Magician of her rapt felicities, |
В своем восхитительном блаженстве волшебная, |
| Blithe, sensuous-hearted, careless and divine, |
Веселая, чувственная, беззаботная и
божественная, |
| Life ran or hid in her delightful rooms; |
Жизнь бежала или пряталась в своих восторгом
наполненных комнатах; |
| Behind all brooded Nature's grandiose calm. |
Грандиозная тишина Природы позади всего
размышляла. |
| Primaeval peace was there and in its bosom |
Там царил мир первозданный, и в его груди |
| Held undisturbed the strife of bird and beast. |
Непотревоженной вмещалась борьба птицы и
зверя. |
| Man the deep-browed artificer had not come |
Человек, хмурый ремесленник, пока не пришел |
| To lay his hand on happy inconscient things, |
Наложить свои руки на счастье существ
несознательных; |
| Thought was not there nor the measurer, strong-eyed toil, |
Ни мысли не было здесь, ни оценщика, труда
решительноглазого. |
| Life had not learned its discord with its aim. |
Жизнь не изучала свои диссонансы для своей
цели. |
| The Mighty Mother lay outstretched at ease. |
Могучая Мать лежала, растянувшись в покое. |
| All was in line with her first satisfied plan; |
Все шло по ее первому удовлетворенному плану; |
| Moved by a universal will of joy |
Движимые универсальным желанием радости |
| The trees bloomed in their green felicity |
Деревья цвели в их зеленом блаженстве, |
| And the wild children brooded not on pain. |
И дикие дети не размышляли о боли. |
| At the end reclined a stern and giant tract |
В конце упирался суровый и гигантский тракт |
| Of tangled depths and solemn questioning hills, |
Спутанных глубин и торжественно вопрошавших
холмов |
| Peaks like a bare austerity of the soul, |
В пики, подобные аскетизму души
неприкрашенной, |
| Armoured, remote and desolately grand |
Бронированные, отдаленные, одиноко
величественные, |
| Like the thought-screened infinities that lie |
Как закрытые мыслям бесконечности, что лежат |
| Behind the rapt smile of the Almighty's dance. |
Позади восхищенной улыбки Всемогущего танца. |
| A matted forest-head invaded heaven |
Спутанная голова леса в небо вторгалась, |
| As if a blue-throated ascetic peered |
Словно голубоглазый аскет вглядывался |
| From the stone fastness of his mountain cell |
Из каменной тверди его горной кельи, |
| Regarding the brief gladness of the days; |
Наблюдая довольство краткое дней; |
| His vast extended spirit couched behind. |
Его дух, широко распростертый, лежал позади. |
| A mighty murmur of immense retreat |
Гул необъятного приюта могучий |
| Besieged the ear, a sad and limitless call |
Ласкал ухо, печальный и нескончаемый зов, |
| As of a soul retiring from the world. |
Словно души, мир покидающей. |
| This was the scene which the ambiguous Mother |
Это была сцена, которую неясная Мать |
| Had chosen for her brief felicitous hour; |
Выбрала для ее краткого счастливого часа; |
| Here in this solitude far from the world |
Здесь, в этом уединении, далеком от мира, |
| Her part she began in the world's joy and strife. |
Свою роль в борьбе и радости мира она начала. |
| Here were disclosed to her the mystic courts, |
Мистические площади здесь ей раскрылись, |
| The lurking doors of beauty and surprise, |
Потаенные двери красоты и сюрприза, |
| The wings that murmur in the golden house, |
Поющие крылья в доме из золота, |
| The temple of sweetness and the fiery aisle. |
Храм сладости и его феерический неф. |
| A stranger on the sorrowful roads of Time, |
Путника на печальных дорогах Времени, |
| Immortal under the yoke of death and fate, |
Бессмертие под ярмом смерти и рока, |
| A sacrificant of the bliss and pain of the spheres, |
Священную жертву блаженства и страдание сфер, |
| Love in the wilderness met Savitri. |
Любовь в диком краю повстречала Савитри. |
| |
|
| End of Canto One |
Конец первой песни |
|
|